Идейно-политический подтекст празднеств Великой французской революции
Историческая память связывает всякое заметное явление прошлого с неким видимым образом. Образ Великой французской революции1 прочно связывается с картиной движения больших людских масс — штурмующих, заседающих, танцующих, марширующих под горячим солнцем или проливным дождем (все поворотные события революции происходили летом). Что-то праздничное и одновременно пугающее чувствуется в этом всплеске энергии. Невольно приходит на память фраза, брошенная К. Марксом о революциях, как празднике народа.
С этим можно согласиться, если понимать «праздник» не как время увеселений, а более широко — как время, когда люди пребывают не в будничном, привычно-организованном ритме жизни, а в состоянии другого бытия, предполагающего «временную отмену всех иерархических отношений, привилегий, норм и запретов».2 Французская революция (в отличие от более ранних революций) изначально была настроена на обновление существующего порядка вещей, и в этом смысле вполне подходила под данную М. Бахтиным характеристику народного праздника.
«Есть времена духа, и есть времена брюха» — революционные эпохи относятся к первой категории общественных настроений, а спокойные, мирные — ко второй. В этом определении нет одобрения или осуждения того или другого, а только констатация определенного умонастроения. Причем, людям, живущим в одну эпоху, трудно понять настроения людей другой эпохи.
Так для нас кажутся слишком экзальтированными и пафос-ными речи, манера поведения, весь уклад жизни французского общества последнего десятилетия XVIII века (1789—1799), когда происходила Великая французская революция. Вот, например, небольшой отрывок из речи депутата Национального Конвента художника Ж. Л. Давида: «Народ, великодушный и благородный, народ, истинно достойный свободы, народ французский, тебя выставляю я перед глазами предвечного. В тебе одном он признает свое создание. Он вновь увидит людей равными друг другу братьями, какими вышли они из его божественных рук».
Сколько высокопарных слов для того, чтобы растолковать замысел художника по проведению одного из официальных правительственных мероприятий! Но именно так тогда говорили, ведь эти люди ощущали себя Творцами истории, а большое дело переустройства мира требовало соответствующего оформления. Театральностью была пропитана вся атмосфера эпохи, но это было не будуарное комедиантство рококо, а патетика, в которой сливались «высокий стиль» трагедии в духе классицизма и наивная декларативность площадного, ярмарочного действа.
В этом проявлялась духовная атмосфера времени. Прежде всего, инстинктивная радость освобождения от узды норм и ограничений устоявшейся системы отношений. «Потребность в вере и потребность в зрелищах <...> Таковы были, по-видимому, наиболее характерные проявления общественного настроения во времена Революции»,4 — так оценивал духовную атмосферу времени французский исследователь Ж. Тьерсо.
Всеобщее увлечение вальсом
Всеобщее увлечение вальсом совпало с периодом расцвета русского романса. Неудивительно, что в 1830—1840-е годы появилось большое число вальсов на темы любимых романсов. Лирические мелодии романсов с простым ритмическим рисунком хорошо ложились на вальсовый размер и не теряли при этом своего обаяния. Прекрасными образцами этого жанра являются, например, вальсы «Соловей», «Вот едет тройка», «Талисман», аранжированные М. Бернардом — музыкальным издателем (напечатаны в альбоме «Le carnaval de St. Petersbourg»). Знаменитый «Красный сарафан» послужил основой по крайней мере двух вальсов. Один из них появился в журнале «Гирлянда» в 1834 году под названием Valse sur l'air russe favori «Красный сарафан», другой — «Большой вальс на любимую русскую песню» в аранжировке Гертума — в «Музыкальном альбоме на 1835 год». «Красный сарафан» удивительно хорошо «уложился» в вальсовый размер и ритм, хотя изначально был двудольным. «Лишняя» третья доля образовалась за счет трансформации ровного ритмического рисунка в «прихрамывающий» с увеличением первой доли.
Традиции вальса в России
Вальс из запрещенной указом Павла I (18 февраля 1799 года) «дьявольской пляски, вальсеном именуемой», уже в начале XIX века становится одним из популярнейших танцев. В то время существовало несколько разновидностей вальса и манер его танцевать — вальс в два и три шага, обыкновенный вальс и вальс-казак. Позже к ним прибавился венский вальс.
Переработка музыки оперных арий в полонезы
Переделка музыки оперных арий и дуэтов в полонезы сводилась к тому, что их мелодия «укладывалась» в трехдольный полонезный метр и в кадансах к ней добавлялись типичные поло-незные ритмические формулы. Такая переделка носила в значительной мере внешний характер. Мелодия оригинала при этом вообще могла не меняться, просто в конце периодов к ней присоединялся «полонезный каданс» — атрибут нового жанра. Вероятно, этим объясняется та легкость, с которой Козловский трансформировал в полонезы практически всю звучащую тогда музыку. Впрочем, иногда переделка была более существенной и музыка первоисточника служила только отправной точкой для сочинения композитором своей собственной музыки.
Полонез как неизменный атрибут бала
Полонез (фр. polonois — польский) появился в России в начале XVIII века при Петре I, он был обязательным церемониальным танцем на ассамблеях. В течение последующего столетия полонез приобрел значение самого торжественного, «парадного» танца-шествия: им открывались балы, его сочиняли в честь военных побед, по случаю коронации, свадьбы, тезоименитства и т. п. Полонезы сопровождали все значительные события русской истории, потому их можно рассматривать как своеобразную историческую хронику.
Балы танцевального Мещанского клуба
Балы танцевального Мещанского клуба посвящены «лишь известному классу общества, проводящему всю неделю в трудах, и веселящемуся только по воскресеньям <...> само собой разумеется, что на этих маскарадах танцуют до упаду, но тамошние танцы совсем не те, которые видишь везде: тамошние кадрили продолжаются полчаса, и с первого взгляда не знаешь, что значат эти фигуры».
Балы во времена царствования Николая I
В царствование Николая I балы давались в Аничковом дворце, в Дворянском собрании, в доме Энгельгардта, во дворцах петербургских и московских вельмож. По большим праздникам в день давались два бала. Смирнова-Россет вспоминала: «Последний день масленицы справлялся в Аничковом дворце; приглашения были утренние для избранных и вечерние для городских дам, т. е. для толпы. Утром в белой гостиной, где играл Лядов и со скрипками, вечером же был оркестр в длинной зале под режиссером Лабицким».9
Бал как феномен русской культуры
В последнее время бал как своеобразное явление русской культуры привлекает все большее внимание исследователей. Однако, их работы, в основном, посвящены культурологическим и социологическим аспектам и почти не касаются музыки балов как таковой. Между тем музыка бальных танцев — интереснейший звуковой документ эпохи, по которому можно судить о музыкальной жизни прошлого, о музыкальной моде и вкусах, о музыкальном быте. Поэтому музыка бальных танцев — неоценимый, до сих пор не изученный материал, достойный самостоятельного исследования.
Суть народных празднеств в понимании Руссо
Задолго до начала революции Ж.-Ж. Руссо в частной переписке выразил свое понимание народных празднеств, их роли и значения для создания умонастроений общества и для воспитания народа. Так, в «Письме к д'Аламберу о зрелищах» он рассуждал следующим образом: «Неужели в республике не нужно никаких зрелищ? Напротив, их нужно много <...> Но что же будет служить предметом этих зрелищ? <...> Ничего, если хотите. Поставьте посреди площади шест, увитый цветами, соберите вокруг него народ, и у вас будет праздник. Сделайте еще лучше: выведите зрителей в зрелище; превратите их самих в актеров...»26 Достаточно сравнить слова Руссо с тем, как виделось национальное торжество главному режиссеру этих мероприятий Ж. Л. Давиду: «Народ должен огласить воздух криками радости»,27 чтобы почувствовать разницу между первоначальной идеей и ее реализацией.
Гимн в честь Верховного Существа
Пожалуй, самым уникальным и запоминающимся в празднестве может считаться многотысячный хор, исполнявший гимн в честь Верховного Существа. Еще накануне торжеств в секции коммуны были отправлены профессиональные певцы. Каждая секция выделила несколько десятков граждан и гражданок, умевших хорошо петь. После репетиций был сформирован хор, состоявший примерно из 2400 человек. Эти запевалы вместе с несколькими оркестрами разместились по склонам искусственной горы и частично смешались с толпами народа на Марсовом поле. Эффект, произведенный таким пением под величественную мелодию Госсека, был потрясающим.
Поиск гражданской религии
Осень 1793 года и следующая за ней зима прошли в ожесточенной межфракционной борьбе и в поисках блока идей, «гражданской религии», способной объединить и воодушевить народ. Последнее проявилось в попытке создать культ Разума, пожалуй, наименее удачное из-за своей банальной театральности праздничное действо времен революции.
Культ служения отечеству во взглядах Ж.-Ж.Руссо
Ж.-Ж. Руссо в середине века в самом общем виде: они включали культ служения отечеству, добродетель как способность к самоотречению во имя общих интересов, с одной стороны, и как благонравное поведение — с другой.
Празднества в честь побед
Начиная с середины 1794 года, когда участились военные победы французской армии, власти стали проводить празднества, посвященные победам. В этих торжествах особенно заметно влияние древнеримских триумфальных шествий. Наиболее показателен в этом отношении «Праздник Свободы и торжественный въезд предметов науки и искусств, приобретенных в Италии», состоявшийся 29 июля 1798 года. Главной «изюминкой» шествия были многочисленные колесницы, нагруженные рукописями, книгами, картинами и скульптурами, вывезенными генералом Бонапартом из завоеванной Италии. Акценты несколько смещаются — героем дня становится не жертва, а завоеватель, а толпы парижан из активных участников действия превращаются в пассивных зрителей.
Казнь Людовика XVI
Состоявшаяся в январе 1793 года казнь бывшего короля Людовика XVI создала прецедент иного рода — бывший королевский офицер убил одного из депутатов Конвента, голосовавшего за смертный приговор монарху. Конвент декретировал проведение пышных похорон, погребение убитого Лепелетье де Сен-Фар-жо в Пантеоне (еще один вариант торжественного шествия) и заказал Давиду его портрет для того, чтобы украсить им зал заседаний. Так начал формироваться культ «мучеников революции», в котором причудливо переплелись две традиции: использование атрибутов античной культуры прославления гражданственности и своеобразная трактовка темы гибели Христа во имя людей. У рядовых французов культ мучеников революции получил отклик и понимание. В нем было нечто привычное, доступное чувствам людей, воспитанных на культе страдания, которое вознаграждается после смерти.
Празднества конца XVIII века
Все политические междоусобицы, дополненные с весны 1792 года еще и войной, разворачивались на фоне очередей за хлебом. Эмоциональный настрой общества заметно изменился — кругом виделись опасность и враги, жертвы и злодеи. Просветительский оптимизм, замешанный на толерантности, быстро оказался смытым как вежливая улыбка с лица того, кому больно наступили на ногу. На первый план выступили извечная ожесточенность обиженных и жажда воздаяния.
Торжественная клятва у алтаря
Командующий Национальной гвардией Лафайет произнес клятву на верность «нации, закону и королю». От имени Собрания такую же клятву принес Дедонне, выполнявший тогда обязанности председателя Собрания. Вслед за ним слова клятвы повторяли все присутствующие под звуки торжественного гимна из популярного оперного спектакля: «О Боже великий! Казни, покарай / Того, кто изменит присяге...».
Торжественное богослужение
Накануне массового торжества на Марсовом поле в соборе Парижской Богоматери состоялось торжественное богослужение, в ходе которого около 600 артистов различных парижских театров исполнили «Те Deum» (Благодарственную молитву). Самой интересной деталью этой части торжества было то, что завершило богослужение исполнение пьесы «Взятие Бастилии». Текст пьесы был скомпонован из отрывков Священного Писания. Например, по поводу отставки генерального контролера финансов Неккера, одного из самых популярных летом 1789 года государственных деятелей, звучали слова: «Народы восплачьте, и да превратится радость ваша в скорбь». Представление было построено в духе средневековых мистерий и античных трагедий.
Празднование годовщины взятия Бастилии
Сложность заключалась в том, что надо было подготовиться к проведению такого небывалого торжества. На огромном пустыре Марсова поля, где обычно происходили смотры войск, нужно было за неделю смонтировать «сценическую площадку», для этого следовало выровнять большое пространство, насыпать и озеленить пологие холмы, которые бы окружили амфитеатром центр поля. Для строительства было нанято более десяти тысяч рабочих (называются цифры от 12 до 15 тысяч человек). Казалось, что они не успеют справиться к установленному сроку. В радикальной печати появились рассуждения о том, что неспешные действия рабочих — результат аристократического заговора. Скорее всего, такие подозрения были данью времени, пронизанного настроениями Великого страха.
Праздник в честь «клятвы в зале для игры в мяч»
Интересное праздничное мероприятие было приурочено к годовщине события, вошедшего в историю под названием «клятва в зале для игры в мяч». Тогда депутаты от третьего сословия вместе с некоторыми депутатами от первого и второго сословий, собравшись в одном из садовых павильонов Версаля, так называемом зале для игры в мяч, принесли клятву не допустить роспуска Национального собрания, пока не будет выработана Конституция.
Идеи равенства и свободы в эпоху Просвещения
На первый взгляд главным организующим началом формирования общественной ментальности служили тогда идеи Просвещения, именно они озвучены в призывах к свободе и равенству. Вместе с тем не следует забывать еще об одной составляющей, формировавшей менталитет общества, — идее воздаяния (вознаграждения или возмездия), имевшей огромное распространение в европейском обществе со времен средневековья. На уровне массового сознания главный смысл этой идеи сосредоточился в мысли о возмездии. Собственно, надежда на возмездие была главным утешением простого человека в мире, где «привилегированные» (духовенство и дворянство) решали все проблемы за счет «непривилегированных», третьего сословия, объединяющего 99% населения страны.