Идейно-политический подтекст празднеств Великой французской революции

Празднества конца XVIII века

Все политические междоусобицы, дополненные с весны 1792 года еще и войной, разворачивались на фоне очередей за хлебом. Эмоциональный настрой общества заметно изменился — кругом виделись опасность и враги, жертвы и злодеи. Просветительский оптимизм, замешанный на толерантности, быстро оказался смытым как вежливая улыбка с лица того, кому больно наступили на ногу. На первый план выступили извечная ожесточенность обиженных и жажда воздаяния.

Большинство общенациональных празднеств последующих трех лет были торжествами «по случаю» того или иного события. Это празднования (чаще посмертные) в честь кумиров, героев и мучеников революции. В числе первых торжеств такого рода следует отметить церемонию, состоявшуюся 20 сентября 1790 года. Она была посвящена событиям, произошедшим за месяц до того в городе Нанси.

И вот в честь павших (которых: тех или этих? или всех разом?) около Алтаря Отечества, затянутого черной тканью, состоялась церемония, сопровождаемая мрачно-торжественной мелодией немецкого композитора Фогеля. Спустя два года, когда оставшиеся в живых солдаты полка Шатовье вернулись с галерных работ и были встречены как герои, художник Давид предложил в письме мэру Парижа организовать новое торжество, превратив его в чествование защитников Свободы: «Отеческое благоволение и отменные почести в отношении солдат из Шатовье возместят долг, которым обязано им отечество <...> Пусть должностные лица народа осветят своим присутствием торжество мучеников за дело народа».14

Это торжество состоялось 15 апреля 1792 года. Главным организующим началом было ставшее уже привычным шествие, в этот раз сопровождающее колесницу Свободы, в которой ехали чествуемые герои. Хор артистов парижских театров и оркестр Национальной гвардии исполняли маршевые и танцевальные мелодии. На сей раз «кровавая и братоубийственная борьба завершилась пасторалью».15 Но это погребальное торжество с триумфальным продолжением было случаем исключительным.

Череда повторяющихся погребальных церемоний ведет отсчет с апреля 1791 года, когда внезапно умер признанный лидер революционного лагеря Оноре Мирабо. Только что завершенную церковь Св. Женевьевы решено было превратить в Пантеон, место погребения национальных героев. Мирабо стал первым, кто удостоился чести быть погребенным в Пантеоне (спустя четыре года он будет первым, кого оттуда вынесли). Многолюдное, медленно двигающееся печальное шествие сопровождалось «медленно двигающейся компактной звуковой массой»16 «Скорбного марша» Госсека.

Спустя два с половиной месяца, 11 июля 1791 года, Давиду удалось организовать грандиозное зрелище того же рода: в этот день состоялось перезахоронение праха Вольтера. В шествии принимали участие парижские актеры, несшие статую Вольтера работы Гудона, члены Академии, которым доверено было сопровождать семидесятитомное собрание сочинений «фернейского мудреца». Оркестр и хор составляли музыкальное сопровождение. Катафалк в виде античной колесницы везли двенадцать белых лошадей. Над гробом философа была помещена статуя богини Бессмертия, держащей звездный венец. Это шествие, как все мероприятия, организованные Давидом, длилось много часов и закончилось в полночь при свете факелов. Причем под конец участникам церемонии пришлось изрядно промокнуть под проливным дождем.