Друзья

Живое исполнение

Александр Барыкин — мелодист редкий. Каждый концерт я слушал с огромным удовольствием. Что значит «живое» исполнение, каждый раз все по-новому, все непохоже. Дело не в том, что в голосе или не в голосе, профессионалы, они всегда в голосе, здесь все идет от настроения, от эмоционального состояния, и песня меняется на глазах. Меня всегда поражала песня на стихи Пушкина «Талисман», которую Барыкин пел под гитару. Он и начинал по-разному, и каждый раз ничего не повторялось. Я спрашивал его, как же так получается, что и мелодия, и все то же самое, а исполнение другое.

Вот что значит не было фонограммы, только живое исполнение, которое так ценит народ. Потому на наши концерты и ходили по нескольку раз, чтобы послушать разное исполнение, уловить различные эмоциональные состояния, которые передаются и тем, кто сидит в зале. Живое исполнение — это душа артиста, его энергетическое излучение. С фонограммой такого эффекта нет, хотя, конечно, можно купить диск, сидеть дома и слушать. Тепло, хорошо и не надо никуда ходить.

— В конце концов, и Барыкин ведь ушел из Чечено-Ингушской филармонии? Как это было?

—  В конце 80-х открыли так называемое кооперативное движение. Начались концерты, за которые артисты стали получать те деньги, которые действительно должны были получать.

Когда мы с Юрием Антоновым собирали огромные стадионы, все доходы шли в филармонию, а артист получал концертную ставку: 13 рублей с концерта. Если большой стадион, ставка удваивалась. Антонов получал за такое выступление 26 рублей. Куда девались остальные деньги, было не понятно, поскольку все филармонии сидели на картотеках. Правда, надо было кормить еще и коллективы, которые для галочки ездили работать по колхозам, каких-то лекторов, чтецов, которые мало кому были нужны, но выступали по санаториям, и им тоже надо было платить. Грубо говоря, всю ту прибыль, которую приносили Антонов, а затем Барыкин, «съедали» нерентабельные коллективы, а сами артисты, приносившие доход, получали мало.

И вот, когда началось это кооперативное движение, мы с Барыкиным «навострили лыжи» из Чечено-Ингушской филармонии. Появились новые концертные организации. Одна из них, образовавшаяся на базе Росконцерта, называлась «Венец». Начались первые конкурсы различных «мисок». Первый такой конкурс проводил именно «Венец». Саша написал песню «Танцуй, красавица» как гимн всего этого движения.

И от этой концертной организации мы стали ездить по гастролям, работая «от процента». Стали зарабатывать хорошие деньги. Появилась возможность купить новые музыкальные инструменты, благодаря которым появился новый звук. Однако не все ситуацию с хорошей оплатой использовали как средство для улучшения музыкального звучания, большинство решило, что в шоу-бизнесе можно легко заработать, и все пошли в артисты. Андрей Разин сумел убедить всю страну, что «Ласковый май» хороший ансамбль. Уровень исполнительского мастерства упал очень низко.

Если раньше были вокально-инструментальные ансамбли, то теперь, как грибы после дождя, стали появляться вокально-танцевальные группы, где никто уже не играл на инструментах, а пели только под фонограмму. Эти коллективы в общем ничего плохого не сделали, но и хорошего не привнесли. Профессиональными инструменталистами перестали интересоваться. На первый план вышла фактура. Мне в то время один директор хвастался:

— Я себе такую клавишницу взял — потряс...

— Играет хорошо? — спрашиваю.

— Нет,— говорит,— ноги от ушей растут.

Это, конечно, пройдет со временем. Но такая вот безрадостная правда существует в нашем шоу-бизнесе. Теперь это уже не повальное явление, но оно есть. Противостоять можно только собственным качественным продуктом.